…Больше часа просидел капитан Коваженов в кабинете главврача. Сорок лет эта слегка оплывшая, с больными ногами женщина несла на плечах тяжеленную ношу. Нагляделась на людское горе. Сколько историй, хоть романы пиши! Вот недавно зашел неожиданный посетитель. Из Тамбова, кажется. Лет под пятьдесят мужчине. В трехлетнем возрасте его взяла из Дома ребенка одна заслуженная врачиха. Судьба у нее не очень удачно сложилась: в молодости заболела туберкулезом, замуж не вышла, а женское естество берет свое… В общем, попал Женечка в хорошие руки: Марина Васильевна дала ему хорошее образование, два вуза окончил! Выбился в люди, какой-то начальник на транспорте. Так вот, приходит этот Евгений… Батькович, взволнованный весь, заикается и спрашивает адрес… настоящих родителей! А какие там родители! Мать была санитаркой, от чахотки умерла, отца вовсе нет… Знаете, как после войны дети появлялись…

— Да как вы узнали, что Марина Васильевна вам неродная мать?

— С‑с‑с‑с‑лучайно! — смутился гость.

Странно показалось это Софье Алексеевне. Проводила тамбовского заику — и к телефону.

— Слушаю! — раздался в трубке надтреснутый, но энергичный голос.

— Марина Васильевна, это Ковтун из Дома ребенка вас беспокоит. Как поживаете? Как здоровье?

Старые знакомые обменялись ритуальными фразами и перешли к делу.

— Тут ваш сын приходил. О родне спрашивал…

— Ах, Софья Алексеевна, я так огорчена. Можно сказать, раздавлена. Чего он мне наговорил, чего наговорил!

Волнуясь и пропуская слова, она поведала историю о том, как дожила до преклонных лет («На девятый десяток перевалила!» — не без тщеславия добавила собеседница) — и вот такая напасть:

— Чувствую, стала немощна. Звоню в Тамбов: приезжай, за матерью присмотр нужен. Ну, и квартиру двухкомнатную надо определять, мало ли что… А у Жени жена… как бы это сказать… не очень доброжелательна. Он ее слушает. Год проходит, второй, проблема не решается.

Родственник — доцент в отставке — зачастил с визитами: пропиши да пропиши сноху. Дескать, у сына с жильем плоховато. А что мне проку от его снохи? Мне бы женщину, чтобы присматривала.

Время шло, помощи нет, и Марина Васильевна решилась. Взяла одинокую женщину лет под шестьдесят, с маленькой пенсией, без жилья… Прописала… комнату завещала… Живем, как у Христа за пазухой.

Доцент оскорбился. Рассчитывал квартиру для деток получить, а тут… Разговаривать перестал. Сын тоже отдалился. Приехал, как обычно, на пару недель, и сразу к доценту. Тот и рассказал о тайне усыновления — назло мне, конечно! Какой негодяй! Я ведь ему по-родственному рассказывала, как лет через десять после усыновления в Дом ребенка приезжал родственник. Племянника Женю искал, обещал двухэтажный дом в Феодосии завещать… В Доме ребенка ему ничего не сказали, а этот… Ну, приходит мой Евгеша домой, надут, как бык, принялся выговаривать… Дескать, из-за вас каменный дом упустили… Обездолила неродная мать!

— Пропади он пропадом, этот дом! — в трубке послышались сдавленные рыдания. — Но как он мог! Как мог! Ведь я мать ему, мать настоящая!

…Уходя, капитан задумчиво потирал правый висок и уже в дверях сказал:

— Вы… это… отцу в тюрьму напишите. Пусть откажется от дочери.

— Уже написали, — устало проговорила Софья Алексеевна.

На крыльце, надевая фуражку на вспотевшую голову, Коваженов глянул на бетонную скульптуру у входа и неожиданно подумал:

«А далеко мы разбежались с Россией…»

* * *

Наступило следующее лето. В Доме ребенка с утра напряженка. Из Симферополя позвонили, что едут американцы. Для усыновления. Воспитатели, медсестры, няни, врач, методист и сама Софья Алексеевна носились по этажам. Нянечки смахивали пыль с переплетов фигурных окон, драили с мылом бетонные скульптуры у входа. Некогда эта чудная дача в стиле модерн принадлежала предводителю дворянства Попову. После революции ее превратили в приют для бездомных детей. Говорят, годах в 50‑х Попов приезжал в Крым, заходил в Дом и был очень доволен, что дача досталась детям, а не каким-нибудь партийцам или чекистам… Никто уж и не помнил, при Попове или позднее поставили скульптуры у входа. Знаменитого в свое время мастера — Матвеева. «Мальчик, вынимающий занозу». Тема подходящая, детская. И вот десятилетие за десятилетием голый парнишка терпеливо ковыряет свою бетонную стопу…

Старшая сестра выдавала новое белье и одежку для детей. Обычно малышня возится в латаном старье: все равно перестирывать по пять раз на неделю. В группах — начиная от грудничков и заканчивая старшей — протирали столы, кроватки и телевизоры, захватанные детскими ручонками. Телевизоры привезли спонсоры. Даже супруга президента перед выборами раскошелилась на «Панасоник» с большим экраном. Он, конечно, украшает кабинет главврача. «Лучше бы памперсы подарили!» — ворчали нянечки. На кухне орудовала тетя Тоня, полнотелая и крикливая повариха. Накануне имел место легкий скандал из-за пюре для самых маленьких.

— Разве это пюре? — волновалась Лида, напарница Анны Сергеевны. — Даже косточки попадаются! Дети подавятся, а отвечать — кто?

Пюре с косточками — действительно странно. Но такова уж реальность дошкольного воспитательного учреждения: в картофель добавляют тщательно отобранные волокна куриного мяса. Их положено тщательно протирать. Вишь, не углядели косточку…

С питанием в Доме ребенка периодически возникали проблемы. Как только учреждение перевели в республиканское подчинение, местная власть помогать перестала, а деньги из бюджета, как правило, запаздывали. Софья Алексеевна пускалась в вояжи по магазинам и базам. Предприниматели жертвовали для сироток, чем могли: кто зубной пастой, кто мешком кукурузных палочек… а кто и ящиком минеральной воды. Софья Алексеевна, однако, охотилась за окорочками и рисом…

Гости подъехали к одиннадцати. При паре супругов‑американцев томилась от жары рыжеволосая переводчица: обмахивала красные пятна на щеках и шее. Гостям наша жара, однако, нипочем. У них в Филадельфии климат покруче нашего: что днем, что ночью температура за тридцать, а уж влажность — под девяносто процентов.

Для нашего брата не климат, а парная!

Женщина была с обычным для нынешних американцев торсом грушеобразной конфигурации. А что еще делать бездетной домохозяйке, как не сидеть перед телевизором и хрупать попкорн! Излишний вес — бич Америки. Народ катастрофически толстеет — при всем том, что идеал здорового образа жизни буквально вбивается в мозги обывателя. Муж дамы, однако, вполне справлялся с засильем бигмаков и бигфутов. То ли характер въедливый, то ли конституция такая поджарая.

О вкусах гостей было сообщено заранее: желательно девочку, желательно светленькую, поскольку предполагаемая мамаша сама блондинка. Правда, крашеная… Возраст? Возраст — от года до четырех.

— Чем раньше — тем лучше, — заметила на сей счет Светлана Алексеевна. Вычитала в журнале, что до трех месяцев все младенцы планеты лепечут одинаково. У финнов, к примеру, в языке нет